сего момента. Боли не было, она покинула его сердце. – Я думал, что стоит отпустить, и мама исчезнет. – Он стер фразу. – Навсегда. Она исчезнет навсегда.

– Это парадокс любви, Том. – Ричард улыбался по-доброму, продолжая изучать на просвет свои кусочки колбасы. – Не той, что сжигает изнутри, оставляя лишь пепел. А искренней. Той любви, которой полнилось сердце Ванессы. Она жива, пока о ней помнят, пока ты – суть ее жизни – в безопасности, когда ты счастлив, Том. – Ричард бросил колбасу на хлеб и принялся за сыр. – Не стоит бояться потерять воспоминания, и, не хочу показаться африканским бабуином[111], но всегда, слышишь?! Всегда, смотря в свое отражение, ты будешь видеть ее, а значит – будешь помнить.

– Я скучал. – Том пририсовал сердечко к своим словам.

– Я тоже скучал. – Ричард ухмыльнулся. – Я так сильно хочу есть, что уже не соображаю.

– Ты по этой причине говоришь, как человек? – спросил Том, пока Ричард скептически мотал головой. Том стер надпись. – Прошло уже минут двадцать, а ты говоришь подозрительно нормально.

– Бандиты, они…

«Забираю свои слова обратно. Откуда это слово? Буклет в поезде прочитал, что ли?»

– Когда за тобой бегут и пытаются намять бока, пока ты перебираешь ногами так быстро, что будь на одной катушка, а на другой магнит, электричества хватило бы всему городу на неделю, последняя книга выветривается из головы. – Ричард драматично, насколько это позволяло поедание бутерброда, сокрушался. – Возможно, не стоило называть их непроходимыми глупцами, которые боятся перемен и не хотят революции. Как оказалось, насильственное решение проблем не такое уж поэтичное…

– Как же ты бежал сюда? – Том засмеялся и написал малопонятным почерком. – Ты же здесь впервые!

– Я додумался просмотреть маршрут в поезде, пока руки не занимали сумки. – Он жевал бутерброд. – Знаешь, в итоге книги и правда стали балластом. – Ричард отвел взгляд в сторону. – Кроссовок пал жертвой ограды. Повезло, что твой дом находится через пару кварталов. Какой у Дилана размер обуви?

– Он скорее отгрызет тебе лишнюю ногу. – Том усмехнулся. – Чем даст поносить обувь. – Стер. – А еще нельзя трогать его косметику, – фыркнул он, вспоминая сложную систему с алфавитным указателем. – Они тебя все-таки достали? – Том указал на свою скулу. – Синяк будет.

– Они запустили в меня Достоевским! Бесы! Ты знаешь, какая это толстая книга? Спасибо, что у меня нет сотрясения или трещины в черепе. Кто так вообще разбрасывается книгами в буквальном смысле? Надеюсь, мои грязные носки станут для них справедливым наказанием! – прорычал он от злости.

«О, поверь. Станут».

– Так как ты очутился здесь? – Том устал ждать, пока Ричард озвучит самую интересную историю: каким образом из своей навязанной богатой жизни он оказался в Бруклине, где его избили и отобрали, слава богам, только книги. – Ты перестал выходить на связь. Мы уже думали, ты попал в секту. – Он стер. – Да и Джек тоже какой-то странный.

– Витает в космосе, как всегда. – Ричард покрутил пальцем у виска. Они давно переделали эту фразу специально для друга. – Да, прости. Ты прав. Я отдалился от вас в надежде облегчить свои страдания. – Он задумчиво откусил бутерброд, так люди обычно затягиваются сигаретой. – Я очень хочу стать писателем, Том. Так сильно, что не передать словами. Я думал, а если говорить честно, убеждал себя в правильности отцовского решения, и все же место, что рай для всех, вспыхнуло преисподней для меня.

– И этот мир вспыхнул адским пламенем! Детка, ты сама поддала жару![112] – Том запел, сильно раскачиваясь на стуле. Еще чуть-чуть, и он мог бы сломать и стул, и свой позвоночник.

– Я скучал по этому почти так же сильно, как по требованию Джека налить ему еще супа или отдать последний кусок пиццы. – Ричард мечтательно вздохнул. – Интересно, как он там, в нашем маленьком городе, куда нам заказана дорога.

– Ричард, не отвлекайся, – вернул его к теме Том и стер с доски. Они еще успеют поговорить о Джеке и, может, даже попытаются позвонить по видеосвязи.

– Так вот. – Ричард перебросил ногу на ногу и наконец-то перестал есть. Бутерброды кончились. Он залпом выпил чай. – Я пытался. Честно пытался влиться в этот поток любви к учебе, студенческим обществам и, в общем, атмосфере. Однако со временем я начал пропадать в библиотеке и, как итог, все чаще тонуть в ностальгии. Я вспоминал времена, где для спокойной жизни достаточно было сделать уроки, и никто не мешает читать всю ночь. – Ричард нахмурился. – После той сцены с отцом я начал чувствовать вину, словно не имел права мечтать и заниматься любимым делом. – Ричард закрыл глаза. – А потом появился страх. Он не отпускал меня до вчерашнего дня.

– И что же ты сделал? – Том замахал своей доской перед лицом Ричарда, пока тот не открыл глаза и не продолжил.

– Сейчас будет самый глупый ответ в мире… Я перестал бояться. – Он начал хохотать, будто не делился самым сокровенным, но Том видел в его поведении самую натуральную истерику, которая только-только нашла выход. – Я начал ходить в магазины и покупать всякие вещи для учебы, чтобы мой отец не заподозрил неладное. – Ричард улыбался, приправляя свои слова сарказмом. – А потом устроил распродажу. Я не успевал вытаскивать из коробки учебные материалы, как иностранцы скупали их по сниженной цене. Я продал вообще все, что, по мнению отца, нужно в университете. – Он положил руки на спинку стула. – Даже форму загнал.

– А потом, а потом? – Том писал и задыхался от нетерпения.

– А что потом? Я встал и ушел. Знаешь, уходить оказалось не так сложно. – Ричард довольно хмыкнул. – Пусть моя дорогая сестричка учится в этой клетке. В общем, у меня есть кое-какие сбережения на первое время. Отец еще не догадался о моей пропаже и не заблокировал карточки.

– Дружище, позволь узнать, куда ведет твой путь? Куда придешь ты?[113] – Том вновь начал испытывать стул на прочность. Поп-музыка – это то, что однажды убьет его.

– Вероятно, сюда… – прошептал Ричард, но Том все равно услышал. И больше не пел, не писал, на лице появились удивление и немой вопрос. – У меня не так много денег… Не было времени выбирать квартиру и работу. Я боюсь, что пока буду ждать ответ от издательства, просто вернусь домой. – Он замолчал. – Но, Том, мне нельзя домой. Коробка в подворотне милее отчего дома. Я умоляю тебя… Если Дилан не против, то я прошу какое-то время перекантоваться у вас. Пару недель. Может, чуть больше, может, чуть меньше. У меня даже нет обуви… Господи, у меня нет обуви! – шокировано воскликнул Ричард.

«Ну вот и пришло время,